Геноцид цыган в Смоленской области в годы нацистской оккупации — 17.11.2013
В нашей стране тема Второй мировой войны была, конечно, актуальна всегда. Но роль цыган в этой войне, их страдания и их вклад — немалый вклад — в победу всегда предавались забвению.
Когда я спрашиваю, причем иной раз очень просвещенных людей, интеллигенцию: «А вы знаете, сколько цыган воевало во время Отечественной войны?» — и называю цифру, они делают удивленные глаза и говорят: «Да что вы, не может быть». И это не случайность. Целенаправленная политика коммунистической партии и теперь приносит свои плоды. Кроме пресловутого Будулая из сериала «Цыган» общество ничего о цыганах, сражавшихся на полях войны, не слышало. Да и не особо стремится услышать. А ведь среди цыган 11 Героев Советского Союза. Огромна их роль в партизанском движении. Скажем, большую часть освободительной армии Ковпака составляло цыганское население оккупированной территории Украины, Белоруссии, Брянщины, Смоленщины.
В 1994 году я стала работать в Смоленской области, где всегда жило много цыган. В преддверии пятидесятилетия Победы Цыганский фонд при театре «Ромэн» пытался добыть деньги на памятник цыганам — жертвам фашистской агрессии. Меня попросили собрать материал и выявить общее количество жертв, в частности по Смоленской области. Как это ни парадоксально, лица, которые раньше занимались темой оккупации Смоленской области и непосредственно жертвами фашистов, не имели абсолютно никаких данных о количестве погибших цыган. Я ходила от дома к дому, и первая статья, которая вышла в «Рром п-о Дром», называлась «Их никто не считал». В этой статье, изданной по-русски, я привожу отрывок из единственной официальной справки о жертвах Смоленской области: «Учитывая сообщения региональных комиссий, областная комиссия считает, что общее количество жертв злодеяний немецко-фашистских захватчиков на территории Смоленской области должно быть принято 546 тысяч, из которых мирных жителей — 151 319 человек, угнано в рабство — 154 630 человек, погибло военнопленных — 230 137 человек». А далее следует такая приписка: «Особые массовые изуверства совершали фашистские изверги над еврейским и цыганским населением. Евреи и цыгане были истреблены поголовно и повсеместно».
Тому, что «их никто не считал», были и объективные причины. Немцы не афишировали геноцида против цыган — бульшая часть акций совершалась ночью и без свидетелей. К тому же многие цыгане числились по паспортам как русские, украинцы, белорусы, фамилии их не отличались от фамилий соседей, и в официальных данных их просто автоматически причисляли к общему числу погибших. Тем не менее это не умаляет вины нашего официального руководства, сделавшего все, чтобы люди не знали правды, не знали, какие жертвы понес наш народ во время Отечественной войны.
Я ездила в Смоленскую область и позже, в 1996–97 годах, по просьбе организации «Шоа», которую создал Стивен Спилберг, автор «Списка Шиндлера». Вначале она занималась поиском жертв еврейского геноцида, но потом ее расследования распространились и на цыган. Поиск был труден. Ведь свидетели умирают (цыгане живут недолго), и живых очевидцев, которые могли бы рассказать правду, с каждым днем становится все меньше и меньше. То, что нам удалось собрать, в основном касается 1942-го, страшного для цыган года.
Необходимо отметить, что до войны Смоленская область была одной из самых лучших в плане ассимиляции цыганского кочевого населения к оседлой жизни. На территории Смоленской области было 25 цыганских колхозов, из них шесть передовых. Первый колхоз, «Свобода», появился в 1924 году. Его председателем стала легендарная Руза Тумашевич. Она же организовала цыганский интернат в Серебрянке для детей кочевников. Стоял страшный голод, и кочующим цыганам предлагалось отдавать детей на содержание в этот интернат, где те могли нормально питаться и учиться, получать среднее образование. Многие выпускники этой школы в Серебрянке позже становились выпускниками Московского цыганского индустриально-технологического техникума, который существовал до 1937 года. Многие из них стали деятелями науки, педагогики, культуры. Поэтому большинство цыган, проживавших на смоленской земле, было нормальным советским населением, которое трудилось в основном в колхозах, кое-кто на заводах. Большинство имело среднее образование.
Смоленск был взят фашистами 16 июля 1941 года, вскоре после начала войны. Основная масса населения, в том числе и цыганского, эвакуироваться не успела. И бежавшие, но настигнутые нацистской лавиной люди были вынуждены вернуться домой. Боеспособное население было почти полностью вырезано. Возвращавшиеся тогда в родные места беженцы вспоминают горы трупов советских солдат вдоль дорог. Немцы быстро разместили обоз, интендантские части, которые, если население вело себя «разумно», зверств не чинили. Людей заставляли работать, копать траншеи, рубить лес, обеспечивать быт немцев. В домах были расквартированы немецкие солдаты и офицеры. Тех мирных жителей, которые на них работали, они не трогали — в том числе и цыган.
Однако осенью 1941 года (по показаниям Ахтамова, цыганского ветерана партизанского движения, которому в то время было 16 лет) люди стали уходить в партизаны. Партизанское движение на Смоленщине быстро разрасталось. Там воевало в общей сложности несколько десятков отрядов, крупнейшим из них было соединение Бати. У этого Бати было много цыган — среди них, из опрошенных нами, были семьи Козловских, Ахтамовых, была известная разведчица Тумашевич (она умерла недавно, в 1993 году).
Когда пришли немцы, большинство цыган области не имели представления ни об указе вермахта о признании еврейской и цыганской наций нежелательными на оккупированных территориях, ни о том, что «нежелательность» означала поголовное истребление. Не подозревая о своей «особенности», цыгане даже не делали попыток скрыться, бежать к партизанам, скрывавшим немало обреченных людей. Когда в цыганский колхоз приехала «душегубка» (знаменитая машина, отравлявшая людей выхлопным газом во время движения, но по виду не отличавшаяся от других машин) и увезла 98 человек в неизвестном направлении, никто ничего не понял. Все (кроме ушедших воевать) оставались на своих местах, не ведая о геноциде на уже занятых нацистами территориях. Именно отсутствием информации и скорой расправой объясняется страшный процент погибших цыган — 80% оказавшихся на оккупированных территориях.
В конце 1941 — начале 1942 года немцы сожгли подряд три деревни. Проводились и десятки единичных акций — повсюду расстреливали или закапывали живьем выявленные цыганские семьи. Об этом нам рассказывают немногие выжившие свидетели. Такие удачи, как, например, в Красненском районе, в селе Красное, были чрезвычайно редки: семья Лазаревых вспоминала, что, когда в Красное пришли немцы, они на всякий случай спрятались в стогах. Немцы были там лишь проездом, и около тридцати цыган пересидели в стогах три дня, пока в селе были нацисты. Более немцы в Красное не приходили, и эти люди были спасены.
Наиболее полную картину мы можем восстановить по ситуации в селе Александровское Смоленского района Смоленской области. Здесь был цыганский колхоз «Сталинская Конституция», недалеко еще один — «Завет Ильича». Именно там нам удалось обнаружить единственный официальный документ об истреблении цыган на Смоленщине — справку «о массовом истреблении советских граждан-цыган немецкими захватчиками в деревне Александровское, расположенной в 5 километрах от города Смоленска». Этот потрясающий документ, составленный 21 октября 1943 года начальником оперотдела УНКВД Смоленской области, имеет смысл привести полностью (см. врезку).
Добавим, что расстрелом цыган руководил капитан СС Алферчик, эмигрант из России, из так называемых «русских немцев». Он прекрасно говорил по-русски. Во время войны он специально вернулся, чтобы руководить особым отделом в Смоленске.
По нашим данным, после этой акции осталось в живых около двадцати человек. Как же им удалось спастись? Главную роль сыграло то, что этот колхоз до войны жил дружной многонациональной жизнью — были там и цыгане, и белорусы, и поляки, и литовцы, и, конечно, русские. Были и смешанные семьи, в результате чего многие цыгане внешне на цыган не были похожи. Конечно, не обошлось без предательств: бывшие друзья и соседи помогали немцам выявить скрывавших свою национальность цыган. И тем не менее почти все, кто спасся, обязаны этим своей не типично цыганской внешности. Но случались и чудеса. Мы встретились с теми, кто еще был жив, и вот кое-что из того, что они нам рассказали.
Могилу охраняли неделю. Стоны закопанных живыми были слышны еще долго, и немцы боялись, что жители деревни раскопают колышущуюся землю.
Среди спасшихся были сестры Крыловы — Мария и Лида. Мария была белокожая, светлая, и ее, назвавшуюся русской, отпустили вначале вместе с ребенком. Однако, когда забрали ее сестру, жгучую цыганку, нацисты спохватились и опять послали Лиду за Марией. Но Лида сказала сестре: «Беги!», и Мария, с ребенком на руках, убежала в соседний колхоз. Лида сказала карателям, что сестры уже не застала. С самой же Лидой произошла удивительная история. В разговоре с нами она о ней умолчала, но мне рассказали соседи. Ее, необыкновенную красавицу, полюбил немецкий офицер. Он лично ездил в комендатуру в Смоленск, возил какие-то документы, доказывал, что есть такой русский писатель Крылов, а значит, и Лида Крылова цыганкой быть не может. Спасение пришло, когда она уже стояла у ямы и почти все уже были расстреляны: именно поэтому ее показания наиболее полны и важны для историков края. Любопытно, что, возвращаясь после окончания акции в родной колхоз, Мария встретила карателей. Они узнали ее и со смехом прокричали: «Иди, иди, твоя сестра жива, а ты, хитрая, сбежала!» Никто не сделал ни малейшей попытки ее преследовать. Обе женщины пережили войну.
Уникальна история девушки по фамилии Белова (имя не сохранилось). Когда ее вместе с матерью и сестрами вели на расстрел, она, увидев вырытый ров, поняла, что спасения не будет. Выждав момент, она скатилась в ров, но сразу попала на одного из солдат оцепления. К ее удивлению, немец махнул ей рукой, показывая налево, к кустам, а сам стал смотреть направо. Пересидев расстрел, она ушла ночью в другую деревню и там спаслась.
Ирина Пасевич на краю могилы обратилась к офицеру по-немецки с просьбой отпустить ее старую мать, убить лишь ее с сестрами. Она объяснила, что после их смерти мать сможет молиться за них. Этого хватило, чтобы сентиментальный убийца отпустил всю семью. Ирина жива и сейчас.
Старуха-цыганка Канашенкова рвала во время расстрела одежду на груди и кричала: «Стреляйте быстрее, гады!» Очевидцы рассказывают, что капитан Алферчик долго смотрел на бившийся у нее на груди большой крест с распятием и вдруг злобно, почти про себя сказал: «Нах хауз!» — и добавил по-русски: «Иди быстрее, пока я не передумал». Схватив на руки внучку, женщина убежала.
В доме Евдокии Пасевич, одном из самых больших в деревне, квартировал немецкий офицер, начальник части. Он неплохо относился к хозяевам, и, когда в дом вошли солдаты и Евдокия сказала, что они все русские, промолчал. После ухода солдат женщина металась по избе и все тащила офицера к окну и спрашивала: «Что, пан, всех цыган расстреливать ведут?» А офицер, сочувствовавший ей, отвечал: «Нет, расстреливать будут только евреев, а цыган не тронут». Забравшись потом на крышу своего высокого дома, Пасевич наблюдала весь расстрел — от начала до конца.
После того, как были конфискованы все ценности расстрелянных, часть домов сожжена и больше не было нужды охранять могилы, фашисты ушли из села. Но с тех пор пошла мощная трещина между цыганским и русским населением. Выжившие цыгане не могли простить выдававших их у озера соседей, ни те ни другие не могли забыть событий этого дня.
Конечно, бывали и обратные примеры: так, в Починковском районе той же Смоленской области молодой русский парень Василий Прудников пересидел вместе с цыганскими детьми, чьи родители ушли в партизаны, всю облаву в штольне, выведенной им специально для этого из колодца. Освобождавшие село партизаны, среди которых были и родители ребят, вывели их из-под земли.
Александровское было освобождено в 1943 году. Вернувшаяся вскоре с партизанским отрядом Руза Тумашевич настояла на эксгумации, идентификации трупов и сборе свидетельств. В 1991 году в месте захоронения на средства, собранные цыганами, был установлен монумент. На нем написано, что здесь захоронены 176 мирных жителей. На памятнике, поставленном цыганами цыганам, национальность этих «мирных жителей» не указана. И все же это один из очень немногих монументов на сотнях цыганских братских могил, в большинстве своем заброшенных желавшими забыть жителями и стремившимся заставить забыть правительством.
