Детский дом в колодце — 15.09.2007
Анне Козловской в 1943 году было 10 лет. Жили они тогда в Юрах Починковского района Смоленской области. Всего в семье было пятеро детей: Тоня 15 лет, Коля 12 лет, Аня и Маша 6 лет и годовалый Володя.
До начала войны семья жила и работала в колхозе, а как пришли немцы да стали цыган ловить да убивать, мать с отцом и старшей дочерью ушли в партизаны, а детей оставили в деревне, думали, что их-то не тронут.
В партизанском отряде имени Сергея Лазо под командированием Казубского отец, Дмитрий Хокавич, и мать Ани, Мария Васильевна, служили разведчиками. Мать ходила в деревни «гадать».
Мария Васильевна, темно-русая, голубоглазая, по национальности была русская. Еще до революции жила она с семьей в Курской губернии. В ту пору был страшный голод, родители умерли, и ее к себе взяла тетка. Она, Маша, еще совсем девчонкой была, когда неподалеку остановился кочевой табор. Приглянулась она одному цыгану, пришел тот к тетке просить, чтобы отпустила племянницу с ними: «Все равно здесь с голоду пухнет, а мы выкормим!» Тетке что — одним ртом меньше, отпустила. С тех пор Мария и «цыганила». Даже по-русски теперь говорила с акцентом. А потому и дети у них были почти все светловолосые да голубоглазые. Только Анька одна в отца пошла – как уголь черна была. Видимо, потому и накликала беду. Да еще соседи-предатели — донесли немцам, что это цыганские дети.
Словом, однажды пришли в село немцы, согнали всех цыган вместе с детьми, всего семей пять, посадили на телеги и повезли…
В Починковском райсовете был учитель один, прибалт, служил он при немцах старостой в сельсовете. А жена его, русская, тоже учительница, организовала во время войны помощь бездомным детям. Немцы дали добро. Под ее давлением муж-староста выпросил разрешение на открытие детского дома.
Когда Козловских везли расстреливать, староста обежал всех соседей, собрал подписи, что, дескать, русские это дети. И немцы отпустили их на его попечительство. Так четверо цыганят попали в детдом.
Там было всего примерно 20 детей разного возраста. Помогал старосте молодой парень, Вася Прудников. Ходил по деревням, собирал у селян для детишек кое-что из одежды. Раз приехал немец на телеге, остановился у ворот и бросил на землю несколько пустых новых мешков. «Что это?» — спросил его. Немец ответил на плохом русском – дескать, сшейте детям рубашки. И уехал. С тех пор дети в детдоме ходили в рубахах из мешковины.
Но однажды староста вернулся из сельсовета и сказал, что немцы собираются увезти детей на запад, а цыганят расстрелять. Предал их кто-то, сказал, что дети это цыганские, а родители в партизанах.
«Однажды ночью, – говорит Анна, — нас увезли из детдома потихоньку через сад. Вася Прудников увел с девушками-помощницами. Тех, что постарше, спрятали в роще. А нас, малышей, в колодце…»
За деревней был хутор. На хуторе – колодец. В этом колодце Вася со старшими детьми каждую ночь потихоньку рыл штольни в стенках. А землю незаметно выносили. Также и пищу запасали. Брат Ани Коля тоже ему помогал. Младшим ничего не говорили: они могли случайно выдать. В штольнях припасли еду, питье. А входы закрыли заслонками и замаскировали дерном.
Почти неделю сидели дети с Васей в колодце. И со страхом слушали, как над их головами носились туда-сюда немцы на мотоциклах – искали детей. Еды и питья хватало, но почти не было воздуха. Из-за темноты приходилось жечь плошки-светильники, и огонь сжигал кислород. Заслоны открывали только по ночам, когда никого не было, и можно было подышать свежим воздухом.
Однажды ночью слышат – кричат наверху: «Выходи! Наши». – Казаки их освободили. С ними и партизаны пришли, и их родители, и забрали детей с собой в отряд. А остальных передали в детский дом.
Позже во фронтовой газете был снимок: четыре цыганенка, черные, прокопченные и чумазые, как чертенята, но зато живые и невредимые, выходят из колодца, который на несколько дней стал для них домом.
Война пощадила семью Козловских. Они все остались живы. Старосту после войны осудили на пять лет. Остался жив-здоров и Вася Прудников, даже как-то однажды в гости приезжал…
