Берта Червонная: Русская цыганка в китайской эмиграции — 13.10.2008
Российская эмиграция в Китае была многочисленна, многослойна, многонациональна, но фактически «моноподданна». Российскому подданству внутренне не изменила ни одна диаспора: ни российская, ни еврейская, ни армянская, ни грузинская, ни украинская, ни татаро-тюркская, ни другие.
О цыганской же диаспоре как составляющей части российской эмиграции в Китае известно мало. Авторы знакомы лишь с главой «Русские цыгане в Шанхае» из книги Ван Чжичена «История русской эмиграции в Шанхае».
Об исследовании судьбы цыганской танцовщицы и певицы из рода цыган Ильинских как отдельной представительницы цыганской диаспоры российской эмиграции в Китае, Берте Червонной, назвавшей в анкете БРЭМ свою национальность — «русская цыганка» (по-цыгански «русска рома») и вероисповедание – «православная», пойдет речь в нашей статье.
Что заставило нас, людей, не относящихся к числу ученых, историков, заняться этими исследованиями? В 2006 году в московском печатном доме «Багира-2» вышла наша книга «Цыгане. Три столетия в России». Автор А.М. Ильинский – представитель рода северно-русских цыган, 1918 года рождения, подполковник в отставке, участник Великой Отечественной войны, награжденный 17-ю орденами и медалями. Славный род Ильинских дал стране и миру много именитых музыкантов, хористов, гитаристов, певцов и танцоров, в их числе известный в 30-40-е годы XX века исполнитель песен и романсов Вадим Козин (по матери Ильинский), отец автора Ильинский Михаил Алексеевич, артист театра «Ромэн», стоявший у истоков рождения этого театра.
Была среди них и Берта Червонная, уникальная, известная в 20-30-е годы в России цыганская танцовщица, а впоследствии и певица, со сложной судьбой и 17-летним периодом китайской эмиграции. Ее история в том виде, в каком ее сохранила память автора, изложена в книге:
«Хочу отметить, что в первой четверти XX столетия через Петроград в Финляндию перекочевал большой табор венгерских цыган. Во время этого кочевья у моей петербургской родственницы появилась приемная дочь – цыганочка из того венгерского табора, впоследствии выступавшая на ленинградской эстраде. Однако дальнейшая судьба ее была трагична. Думаю, можно отвлечься и рассказать ее историю так, как я помню и знаю.
Венгерские цыгане были бедные, а в этом таборе, отправлявшемся в Финляндию, девочка осталась одна, без родителей. Моя дальняя родственница Маша из петербургской ветви цыган Ильинских не имела детей, взяла к себе девочку, воспитала. Берта стала выступать в кабаре, затем на ленинградской эстраде под псевдонимом Берта Червонная. Как часто бывало с цыганками-артистками, ее полюбил и взял замуж один из партийных работников, Ершов Петр, не помню отчества. Вскоре его направили на работу в Петрозаводск, куда отправилась вся семья, в том числе и мать Берты, Мария, и родившаяся в этом браке дочь.
Позже Петр получает направление на Дальний Восток, едет туда с Бертой и дочерью. Там Берта берет уроки грузинского танца у находившегося в ссылке грузинского «князя», имени не помню. И здесь горячее цыганское сердце Берты берет верх над разумом, вместе с «князем» она переходит границу и попадает в Харбин. С «князем» они расстаются, Берта начинает выступать на сцене, выступала и с Вертинским. Этот период не был для них безоблачным, приходилось много трудиться, пели в ресторанах. Берта поддерживала переписку с моим отцом Михаилом Алексеевичем. Хорошо помню прозрачный тонкий цветной платочек, размером 15 на 15 сантиметров, присланный ею в подарок его маленькому сыну, т.е. мне. Когда война закончилась, все стали возвращаться в Россию, вернулась и Берта, вышла вновь замуж, за инженера, и приехала с ним в Москву. Жили они на Иерусалимской улице у другого ее родственника, он был не так беден, как мы, и они остановились там. Помню, как мы пошли в гости к ним, и она показывала красивый серебряный портсигар с выгравированным силуэтом Сталина, который привезла с собой. К ней приезжала в гости дочь, которая все это время жила с отцом, Ершовым Петром, позже она писала родственникам письма из Петрозаводска. У Берты жизнь не сложилась и с этим мужем – она с ним разошлась. Инженер в отместку написал донос на Берту, ее сослали в Караганду, и уже там у нее был рожден сын. До последнего времени в моих архивах была фотография Берты Червонной на плотной картонке, как тогда делали мастера, но теперь, похоже, исчезла бесследно. Знаю, что Берта обращалась с письмом с просьбой о помощи к известному нашему родственнику Вадиму Козину, с которым выступала в одно время и порой на одних сценических площадках Ленинграда».
Сама книга, и эта информация о Берте в частности, вызвали живой интерес в определенных кругах исследователей. Так, автор крупного сайта о цыганах художник Николай Бессонов пишет в своей рецензии на книгу:
«И уж совсем не ожидал я найти в книге сведения о прекрасной танцовщице Берте Червонной. Я долго и безуспешно пытался уточнить биографические данные этой яркой женщины — но ни в Москве, ни в Петербурге мне не могли сказать ничего определённого. И вот Алексей Михайлович на двух страницах рассказывает историю её жизни! Оказывается, он хорошо знал эту цыганку, следы которой терялись после эмиграции в Китай».
Продолжая заниматься исследованиями, мы, автор и редактор книги, обнаружили в интернет-ресурсах воспоминания о Берте Червонной: ее партнерши по выступлениям в России, певицы Марии Истоминой, а также сына русских эмигрантов, выросшего в Китае, Михаила Николаева.
Из воспоминаний известной цыганской певицы Марии Истоминой, исполнительницы песен и романсов, выступавшей с Бертой Червонной в России в 20-е годы 20 века:
«…Танцовщицей была Берта Червонная — венгерская цыганка, ее ребенком подкинули выступавшие в Петербурге до революции цыгане, одна интеллигентная цыганка подобрала и вырастила ее… Берта, став впоследствии прекрасной танцовщицей, выступала в хорах, потом с нами. Я никогда не видела, чтобы кто-то плясал лучше Берты, так это было изумительно. Вот начинает звучать «венгерка», она сидит, — потом сбросит шаль, а под шалью — шикарный цыганский костюм: алые розы, — ленивой походочкой — еле-еле, а публика насторожена, а она быстрей, быстрей и так пустится в пляс, что люди стоя аплодировали. Работали мы много, выступали на лучших площадках. В 1930 году умер Истомин Петр Серафимович — мой прекрасный муж и учитель. Гитаристами стали другие, и мы поехали выступать по Волге, потом Оренбург, Средняя Азия: Ташкент, Самарканд, Душанбе, Красноводск, Баку. Поездка длилась год, потом мы вернулись домой. В тридцатые годы цыганские песни были в опале, Берта уехала с мужем на Дальний Восток. …Скажу еще о своей подруге Берте Червонной: уехав на Дальний Восток, они с мужем потом эмигрировали в Китай. Прожили там 17 лет. Находясь за рубежом, Берта встречалась с Морфесси, выступала с Вертинским. По приглашению Шаляпина была на его концерте (который был дан для эмигрантов). Потом она вернулась на Родину и живет под Карагандой. Такова судьба цыганки, лучше которой никто не плясал, да и не спляшет».
Обнаружена лишь одна неточность в этих воспоминаниях: Берта уехала в Китай не с мужем, а со своим партнером по танцу, грузином Илико Мерабишвили (сценический псевдоним Илико Казбек).
Из воспоминаний сына белоэмигрантов из России, выросшего в Китае, ныне жителя Канады Михаила Николаева:
«Вообще же Шанхай был музыкальной столицей, по крайней мере, Азии. В малых и больших ночных ресторанах и клубах играли не только джаз, был у нас очень популярный цыганский табор – там было очень многолюдно. Была такая певица Берта Червонная. Она собирала на свои выступления множество народу, причем приходили не только русские, но и иностранцы – послушать «русские романсы» и понять «русскую душу».
В поисках информации о Берте Червонной в шанхайской прессе тех лет мы обратились к знатоку в этой области Черниковой Ларисе Петровне, разыскав ее через «Русский клуб в Шанхае». И, хотя искомой печатной информации, кроме объявления о выступлении Хора цыган в кафе «Ренессанс», мы пока не нашли, переписка с Л.П. Черниковой поддержала нас.
Вели мы поиски и в другом направлении. Зная о том, что Берта после возвращения в Союз, отбывая срок по 58-ой статье в Карагандинской области, писала в Магадан известному певцу и родственнику Вадиму Козину, мы запросили копии ее писем. Директор магаданского муниципального музея Вадима Козина, Вера Ильинична Смирнова, откликнулась и предоставила нам их копии. Приводим выдержки из них:
«Приветствую тебя, дорогой брат Вадим!
Мне Истомина о тебе писала. Мы с ней переписываемся с 1953 года, когда ты ей написал, где я нахожусь. Она первая нашла меня, остальные отказались от меня. Ты ведь помнишь сестру моей матери Паньку, и Цыно, ее мужа, они даже не ответили мне на мое письмо. Ляля Черная тоже. Их пугала моя статья политическая. Но это все в прошлом. Я поставила крест. Переписывалась с Верочкой Ильинской (Вера Николаевна Придворова-Ильинская — двоюродная сестра Вадима Козина и Ильинского А.М. — Прим. авт.) и с тетей Настей».
«Мне очень жаль, что Вертинского пластинки Николай (сын Берты. – Прим. авт.) растерял. Я ведь с Сашей покойником работала 6 с лишним лет, и все вдвоем. У меня был хор цыган под моим управлением, и Саша нередко выступал среди хора. Пел «Милая, ты услышь меня», «Две гитары» немного мелодия измененная, Вертинского и много других. В 1937 году приезжал Шаляпин, в Харбине он давал концерт, но он провалился, т.к. через газету английская принцесса просила Ф. Ив. спеть бесплатно для приюта и богадельни, он отказал. Бесплатно поют только соловьи, и публика забрала обратно деньги и сдала билеты. Шаляпина возил Строк (Авсей Строк — продюсер Шаляпина в гастролях по Японии и Китаю. – Прим. авт.). А брат — Оскар Строк написал: «Голубые глаза, вы пленили меня». Он все учил меня петь эту песню. Сам Строк ухаживал за мной, предлагал ездить с ним в Европу с концертами. Шаляпин узнал, что я ленинградская, и изъявил желание познакомиться со мной. Когда мы сидели в ресторане «Модерн», еще его личный секретарь Кашук, то подошел к столу нашему управляющий и сказал, что его зовет Шаляпин. Когда вернулся Строк, то сказал, что нас ждет в номере Шаляпин. Мы поднялись в отель, репортеры окружили, они ведь по нюху узнают, куда и к кому идешь. На обратном пути они все старались узнать, о чем мы говорили. На 2-й день мои портреты были в журналах, в газете, что я посетила Шаляпина и т.д. и т.п. Я, конечно, отказалась ехать со Строком. Боялась, что можно попасть в дом терпимости. Такие случаи были не редкостные. А потом я все же хлопотала ехать на Родину. И меня не интересовало больше ничего. При аресте у меня изъяли массу фотографий Вертинского, Шаляпина, Макарова — певец и гитарист чудесный, он выступал в Америке с Нюрой Массальской. Очень короткое время, но мы переписывались».
В этих письмах упоминаются такие известные имена и факты, как Вертинский Александр Николаевич, Шаляпин Федор Иванович и его гастроли в Китае и Японии, которым уделено много внимания в различных публикациях. Потянулась ниточка исследований в этих направлениях: было ли сотрудничество Вертинского и Берты, если было, то – где и когда; а также — была ли встреча Берты Червонной с Шаляпиным в отеле «Модерн» Харбина.
Удивительно, но пока мы нигде не встретили конкретного упоминания имени Берты Червонной за китайский период. Если бы не воспоминания Михаила Николаева: «…была у нас такая певица Берта Червонная…», то можно было бы усомниться в том, что она была. Но!
Источники поисков у всех, наверное, одни. Это живые воспоминания очевидцев и современников, мемуары, письма, дневники и, наконец, архивы.
Очевидцы уходят из жизни один за другим. Благо что некоторые из них оставили свои воспоминания потомкам в какой-либо форме. В поисках материала по теме «Вертинский – Берта Червонная» мы обратились к автобиографичной книге Натальи Ильиной «Дороги и судьбы».
Александр Николаевич Вертинский провел в китайской эмиграции, постоянно проживая в Шанхае и выезжая на гастроли в другие города Китая, семь неполных лет: с 1936 по 1943. Берта в письме к Козину говорит, что работала с ним шесть с лишним лет, т.е. практически все годы пребывания Вертинского в Шанхае. Александру Николаевичу пришлось выступать в разных залах, кабаре, ночных ресторанах Шанхая, но основным его пристанищем было кабаре-ресторан «Ренессанс». Вот как описывает Наталья Ильина выступление Вертинского:
«В следующий раз я слушала его в Шанхае.
Ни фрака, ни люстры, ни белого зала, ни того приподнято-торжественного настроения, какое бывает во время концерта заезжей знаменитости. Накурено, надышано, подвыпившие люди за столиками, эстрадное возвышение для маленького джаза, всхлипывания саксофона, посетители танцуют, затем возвращаются за столики, а на площадке появляются цыгане. Мужчины в жилетах, расшитых блестками, женщины в пестрых юбках и платках, звенят мониста, пляшет знаменитый Шурик, смуглый, мальчишка лет девяти, пляшет красотка Маша, девочка лет пятнадцати… Оба бойко, на ходу, почти на лету, выхватывают протягиваемые им посетителями долларовые и пятидолларовые бумажки… Дети отплясали, вперед выходят два гитариста, а рядом возникает высокая знакомая фигура, не во фраке, в обычном темном костюме, подтянутая, элегантная… «Жалобно стонет ветер осенний, листья кружатся поблекшие…» Припев: «В Самарканд поеду я, там цыгане ждут меня…» — подхватывал цыганский хор, и ему фальшивыми голосами азартно подпевал зал, а Вертинский не пел, лишь плечами поводил, лишь длинными пальцами прищелкивал… Тут из ночи в ночь исполнялся весь репертуар эмигрантских кабаков: «Очи черные», «Две гитары», «Ехали на тройке с бубенцами…», но Вертинский в это заигранное, затрепанное, запетое вносил свое, новое, импровизировал, внезапно в тексте возникали «серебряные руки», появлялись иные жесты, и строгая фигура в темном костюме среди блесток и монист казалась не только уместной — необходимой!»
А вот фраза из упоминавшегося письма Берты к Вадиму Козину:
«У меня был хор цыган под моим управлением, и Саша нередко выступал среди хора. Пел «Милая, ты услышь меня», «Две гитары» немного мелодия измененная, Вертинского и много других».
Все перекликается, нет противоречий. И понятно, почему может не упоминаться имя Берты: во-первых, она руководитель хора, не солистка-плясунья, как в молодости; во-вторых, лучи славы Вертинского затмевают любую звезду. Возможно, именно поэтому говорят «Вертинский и цыгане», т.е. просто цыгане, без имен, как пишет далее Наталья Ильина, «он пел в кабаках с цыганами и без них».
О том, что речь шла именно о «Ренессансе», говорят следующие далее фразы:
«Тут, в кабаре «Ренессанс», Кауфман сначала танцевал с одной из своих спутниц, затем упоенно подпевал цыганам» (Кауфман Евгений Самойлович: издатель газет «Шанхайская заря», «Тяньцзинская заря», харбинского журнала «Рубеж» и там же выходящей вечерки «Рупор»).
«…Непосредственно против редакции (газеты «Шанхайская заря», где работала в то время Ильина. — Прим. авт.) находился ресторан «Ренессанс», где пели цыгане, где выступал Вертинский».
Сомнений нет – Берта Червонная с 1936 по 1943 год жила в Шанхае, работала в кабаре-ресторане «Ренессанс» руководителем цыганского хора, с которым пел и неповторимый Александр Вертинский. Хозяином ресторана был «русский армянин», ресторан закрывался в два часа ночи.
Дополним характеристику «Ренессанса» словами Н.Горбунова: ««Шанхайским Монмартром» называли ресторан «Ренессанс», который находился во французской концессии города, где проживала в основном русская эмиграция. Там собиралась богема – артисты ели, пили, гуляли».
Вероятно, Берта работала там и позже, с момента отъезда Вертинского в СССР в ноябре 1943 года и до ее отъезда на родину в 1947 году.
Опыт 6-летнего сотрудничества с таким артистом не мог пройти бесследно для Берты, и, возможно, в отсутствие Вертинского заблистала и ее звезда уже как певицы. Именно об этом времени мог говорить Михаил Николаев, что «она собирала на свои выступления множество народу, причем приходили не только русские, но и иностранцы – послушать «русские романсы» и понять «русскую душу», что подтверждает и Наталья Ильина: «В «Ренессансе» бывали и иностранцы».
Хотелось нам получить подробности и о встрече Берты Червонной с Ф.И. Шаляпиным во время его гастролей в Китае в 1936 году. Простим Берте неточность — она пишет, что это было в 1937 году, а не в 1936. Но ведь это сейчас мы можем прочитать в различных источниках, когда состоялось то или иное событие, а Берта имела в арсенале лишь одно оружие — свою память, которая именно в датах может подвести. Берта пишет о том, что на следующий день после ее визита к Шаляпину в газетах появились публикации об этом. В поисках подтверждений мы обратились за помощью к Л.П. Черниковой, много лет работавшей с русской прессой Шанхая тех лет. На тот момент мы даже не знали, что отель «Модерн», упоминаемый Бертой как место встречи ее с Шаляпиным, находился в Харбине, а не в Шанхае. Поэтому поиски не увенчались успехом.
Нам удалось найти книгу Н.И. Горбунова «Федор Шаляпин в Японии и Китае». Журналист-международник, спецкор ИТАР ТАСС Николай Горбунов посвятил свою книгу последнему, чрезвычайно важному и интересному периоду творческой деятельности Шаляпина. В 1936 году состоялось длительное гастрольное турне великого русского баса по Японии и Китаю, организованное японским импресарио Авсеем Строком, старшим и на тот момент более успешным братом ныне известного композитора Оскара Строка. Аккомпаниатором был приглашен молодой пианист и композитор из Финляндии, русскоговорящий Жорж Годзинский, воспоминания которого и сохранившиеся письма родителям из этой поездки стали для Николая Горбунова отправной точкой в написании книги. Грандиозную работу провел автор при работе над ней, обработал поразительное количество материала, привел несколько вариантов его систематизации.
Горбунов приводит выдержки из газет, характеризующие Харбин того времени:
«Харбин является в настоящее время единственным городом в мире, где сохранилась самая большая колония русских людей-эмигрантов, оставшихся верными национальной России и всем своим русским национальным обычаям и заветам».
Именно эту верность национальной России имела в виду Берта, когда на вопрос о политических убеждениях давала ответ – «националистка».
«…Восемнадцать лет эмиграция несет тяжелый крест изгнанников и переносит нечеловеческие страдания за свою верность светлым идеалам России, находя силы исключительно в духовном кладезе бытия».
В такой Харбин прибыл Шаляпин 7 марта вечером, остановившись в отеле «Модерн». В дороге он простыл, температурил, болезнь только развивалась. Назначенные концерты пришлось перенести. Весь Харбин ждал его выздоровления, а сам артист лечился и томился ситуацией в номере отеля «Модерн».
С трепетом читали мы тексты книги Н.И. Горбунова в поисках упоминания о Берте Червонной, но напрасно. Однако мы внимательно анализировали и сопоставляли приводимые в книге факты. Вот что пишет Н.Горбунов об этом периоде гастролей:
«И в Харбине у Федора Ивановича нашлись знакомые. Он принял в номере «Модерн» сослуживца по первому театральному сезону в Уфе Михаила Найбурга. Они долго пили чай, вспоминали молодые годы. Ф.И. Шаляпин повеселел, был растроган этой беседой. От других встреч артист категорически отказался, кроме одной. В Харбине жила актриса Екатерина Ивановна Корнакова-Бриннер…» По воспоминаниям Н.Ильиной, Шаляпин с Катюшей Корнаковой встречался чуть ли не ежедневно, и даже посетил ее семью. Для наших поисков – это не очень обнадеживающие факты. Однако подтверждением того, что пишет Берта в письме о своей встрече с Шаляпиным, косвенно может служить следующая публикация в газете, приведенная Н.Горбуновым в книге:
«Ф.И.Шаляпин поправился. Импресарио Ф.И. Шаляпина г.Строк заявил в 1 час дня, что здоровье Ф.И.Шаляпина можно считать совершенно восстановленным. Самочувствие певца отличное, воспалительный процесс в горле прекратился. Однако отдых и покой певца строго оберегаются. – За все время пребывания в Харбине к артисту было допущено всего четыре посторонних лица».
Четыре. Названы два из них: Михаил Найбург и Екатерина Корнакова-Бриннер. А вот 3-м или 4-м лицом, очевидно, была Берта Червонная. Напомним, как пишет она об этом:
«Шаляпина возил Строк (импресарио Авсей Строк. – Прим. авт.). А брат — Оскар Строк написал: «Голубые глаза, вы пленили меня». Он все учил меня петь эту песню. Сам Строк ухаживал за мной, предлагал ездить с ним в Европу с концертами. Шаляпин узнал, что я ленинградская, и изъявил желание познакомиться со мной. Когда мы сидели в ресторане «Модерн», еще его личный секретарь Кашук, то подошел к столу нашему управляющий и сказал, что его зовет Шаляпин. Когда вернулся Строк, то сказал, что нас ждет в номере Шаляпин. Мы поднялись в отель, репортеры окружили, они ведь по нюху узнают, куда и к кому идешь. На обратном пути они все старались узнать, о чем мы говорили. На 2-й день мои портреты были в журналах, в газете, что я посетила Шаляпина и т.д. и т.п.»
Осталось найти эти репортажи в харбинских газетах и журналах. Наша ошибка была в том, что мы искали в шанхайской прессе…
Но несомненная и значительная наша находка – это анкетные данные, биография и фотографии Берты и ее спутников жизни, полученные из материалов Государственного архива Хабаровского края, недавно рассекреченного архива БРЭМ (Бюро Российских Эмигрантов). Получены они с помощью очень внимательного работника архива Любови Анатольевны Кривченко.
По архивным материалам вырисовывается достаточно подробная биография Берты Червонной до 1936 года. Излагаем ее в максимальном приближении к тексту самой Берты.
Родилась 23 сентября 1909 г. в Петрограде. Родители, венгерские цыгане, в 4-летнем возрасте отдали Берту на воспитание русской цыганке Марии Александровне Воробьевой, родственнице Алексея Михайловича Ильинского по отцовской линии. Когда вспыхнула революция, они выехали в Киев. О продолжении образования не могло быть и речи. В 1922 году, прожив 4 с лишним года в Киеве, выехали в Москву, где Берту приняли в цыганский хор А.А. Панкова. Но через 3 недели уехала в Петроград, поступив в знаменитый хор Н.Д. Дулькевича солисткой-танцовщицей.
В 1923 г. вышла замуж за инженера Петра Михайловича Ершова.
В начале 1925 г., после рождения дочери, снова стала выступать, но уже как концертантка.
В 1926 г. выехала на гастроли в Тифлис и Батум. По возвращении в Петроград Берта выступала со своим цыганским ансамблем в Драматическом, Сабуровском и Александринском театрах, где шли пьесы с участием Монахова, Юрьева, Папазьяна и других известнейших артистов.
В 1927 г. Берта блестяще выдержала объявленную тогда Всесоюзную квалификацию и уехала на длительные гастроли по Волге и Средней Азии.
В конце 1929 г. мужа отправляют в длительную командировку в Хабаровск, а затем переводят во Владивосток. На Дальний Восток выехала вся семья. Мария Истомина осталась без танцовщицы.
Писатель Борис Савченко пишет об этом периоде:
«Принимала участие в сборных концертах двоюродная сестра Козина Зоя Ильинская, танцевавшая на сцене венгерку и цыганскую польку. Она выходила в паре с Марией Истоминой, заменив ее партнершу Берту Червонную».
Во Владивостоке Берта недолго выступает в знаменитом «Золотом Роге». В это время в СССР начинаются гонения на романсы и на «цыганщину». Вот что пишет Берта в своей биографии:
«Меня вызвали в ГПУ и запретили выступать, мотивируя тем, что я во время танца трясу плечами, а это развращает рабочие массы».
Гонения и запреты коснулись практически всех исполнителей этого жанра. Кто-то пострадал, кто-то приспособился к новым условиям, Мария Истомина стала исполнять комсомольские песни, а позже — русские народные. Берта же приняла экстремальное решение: со своим партнером Илико Мерабишвили (сценический псевдоним Илико Казбек) 13 июля 1930 года она бежит в ст. Пограничную, а оттуда в Харбин, оставив мужа и дочь, почти как в поэме Пушкина «Цыганы»: «И, брося маленькую дочь, ушла за ними Мариула».
Начались эмигрантские трудности и скитания в поисках пристанища и средств к существованию.
В 1931 г. Берта с Илико выехали из Харбина в Шанхай. «В Шанхае выступали в «Каннидроме», «Кавказе» и у Ткаченко», – пишет Берта в биографии. Выяснить, какие это были заведения, нам опять помогли воспоминания Михаила Николаева:
«В Шанхае самым известным и большим на моей памяти рестораном был ресторан «Ренессанс» на авеню Жоффр. Следующими чисто русскими или совместными с иностранцами ресторанами были «Кавказ», «DiDi’s» (ресторан, пекарня и ночной клуб), «Аркадия», «Константинополь», «Кафе-ресторан братьев Ткаченко».
Он также рассказывает, что в 1930-е годы в Шанхае существовало множество стадионов и спортивных площадок, в том числе и «Каннидром».
Между прочим, вот как характеризуется ресторан братьев Ткаченко в знаменитом Альбоме В.Д. Жиганова «Русские в Шанхае»:
«На сцене ресторана ставились спектакли и концерты… В обычные дни в ресторане происходили выступления лучших русских артистов-певцов и танцовщиц, шли кабарэтные постановки».
Надо сказать, что в этом же альбоме помещена фотография партнера Берты – Илико Казбека, где он представлен как исполнитель кавказских танцев в Шанхае в 1930-32 г.г.
Затем Берта и Илико открыли свое кабаре «Черные глаза», но через 4 месяца продали свой пай и уехали на гастроль в Чифу, Циндао, Тяньцзин, Пекин. В 1933 году основались в Тяньцзине, где открыли свое кабаре «Фантазия», но по истечении 4-х месяцев продали и его, т.к. Илико предложили постоянное место работы в Русско-немецком клубе г. Форум (Хай Лай), там же работала и Берта. В Тяньцзине Берта как истинная православная занималась благотворительной деятельностью: состояла сестрой в доме милосердия.
В начале февраля 1936 года Берта расходится с Илико и 9 февраля выезжает в Харбин. Останавливается в номере №32 отеля «Астория» на Коммерческой улице, устраивается на работу в ресторан-кабаре «Фантазия», подписывает контракт на 2 недели. «Оклад жалован 135 гоби», — пишет Берта в анкете, т.к. именно в этот момент заполняются ею документы и анкеты в БРЭМ. Эта общая анкета составлена 26 февраля 1936 года. Далее, видимо, Берта продлевает контракт или заключает новый, но в любом случае ее положение артистки-танцовщицы утвердилось, т.к. 13 мая 1936 года ею заполняется анкета в «культурно-просветительном подъотделе 2-го отдела» БРЭМ. В этой анкете Воробьевой Берты Борисовны называется ее амплуа — «танцовщица».
Берта находилась в Харбине в период до приезда Шаляпина в Харбин и много позже его отъезда и, конечно, читала все, что писала пресса о конфликте, связанном с отказом Шаляпина от благотворительного концерта и якобы сорванном плановом концерте по причине возврата билетов возмущенными русскими эмигрантами. Пресса извращала и раздувала все, связанное с этой темой. Николай Горбунов подробно рассматривает, анализирует и объясняет, как возникло это крайне неприятное, не соответствующее истине толкование ситуации. Это не наша тема, мы коснулись ее только для того, чтобы объяснить, откуда в письме Берты неверное изложение этой истории с «провалом» концерта великого русского певца, который славился и своими благотворительными концертами.
Вскоре, вероятно, в том же 1936 году, Берта уезжает в Шанхай, это был период массового переселения русских эмигрантов из Харбина в Шанхай под давлением японского террора. Мы уже пришли к выводу, что в Шанхае Берта создает свой цыганский хор, выступает до ноября 1943 года в основном в ресторане-кабаре «Ренессанс» вместе с Александром Вертинским, и далее, вплоть до отъезда в СССР в 1947 году, выступает там же как певица, исполнительница цыганских и русских романсов.
Берта мечтала вернуться на родину, и в 1947 году, когда наша страна открыла ворота для всех эмигрантов, она приехала в Москву вместе с новым мужем. Вот дословный рассказ Алексея Михайловича Ильинского, которому в прошлом году исполнилось 90 лет, но память он сохранил отменную:
«Приезд Берты в Москву для цыган, ранее живших в Петрограде, был неожиданностью. Берта остановилась в цыганской семье, которая жила в нашем районе на Иерусалимской улице, и наши семьи дружили. В моей памяти сохранилась в деталях моя встреча с Бертой Борисовной, которая произвела на меня огромное впечатление своей цыганской красотой и простотой. Она сидела на цыганской огромной перине, выглядела моложе своих лет. В те времена цыганские женщины любили носить кольца и серьги, а передо мной сидела женщина без украшений, но в ней было море обаяния! Берта с гордостью показала мне серебряный портсигар с выгравированным силуэтом Сталина, вероятно, это была дань времени. Муж Берты в первое время уехал в Ташкент. Вскоре из Петрозаводска к Берте приехала ее дочь, их встреча со стороны дочери была прохладной, ну а мать была несказанно рада видеть свою дочь, которую оставила малюткой.
Вернулся в Москву муж Берты и совершил гадкий поступок по отношению к Берте, что и послужило причиной их развода. Николай в отместку написал донос, и Берта оказалась в Казахстане осужденной по 58 статье. После срока она осталась жить в маленьком поселке Шахан Карагандинской области, откуда переписывалась с моей двоюродной сестрой Верой Николаевной Придворовой-Ильинской. Берта жаловалась, что ее близкие и хорошо знакомые о ней как бы забыли».
Позже у Берты родился сын Лопухин Николай. В 1969 году, когда Берта писала письмо Вадиму Козину в Магадан, сын был женат и намеревался поехать в Магадан, о чем и писала Берта, прося Вадима Козина оказать ему поддержку на первых порах. Похоже, что поездка эта состоялась, т.к. одно из писем Берты адресовано Козину, а в скобочках – Лопухину Николаю. К сожалению, эта ниточка, поиск сына Берты, еще не распутана нами.
Были сделаны нами запросы и по карагандинскому периоду жизни Берты, где, отбыв лагерный срок по ст.58, доживала остаток жизни бывшая уникальная танцовщица, скованная в старости полиартритом (из писем к Вадиму Козину).
Наш запрос, отправленный в Государственный архив Карагандинской области, переслан по месту хранения документов лиц, подвергшихся политическим репрессиям.
Вот такой вырисовывается судьба цыганки Берты Червонной, артистки, танцовщицы, певицы, в ранней молодости достигшей блистательного успеха в России, не потерявшейся в тяжелых условиях эмиграции в Китае и сохранившей свою сценическую яркость, но конец жизни имевшей печальный и трагичный, хотя и типичный для нашей страны того времени.
